В первый свой стройотряд половину срока я работала поваром, а потом нас перевели в другое село, и там мы все встали на бетонирование. Меня приставили к бетономешалке, двое наших парней с серьезными мышцами должны были «кормить» ее ненасытную «глотку», а я им помогала – таскала воду и цемент. Причем вода находилась в 50 метрах в одну сторону от нас, а цемент – в 50 метрах в другую сторону. И я бегала с ведрами за цементом (не лебяжий пух) и за водой (тоже – не пушок). И такая карусель весь день. Настоящая работа для 17 лет.

Два следующих стройотряда были географически совсем крутые (в Якутии). В 1972 г. организовали сводный стройотряд и отправили на прииск «Ольчан» в Оймякон. Мои предполагавшиеся поварские функции не понадобились, и меня поставили на дранкование. Мы достраивали несколько домов. Я колотила щиты и дранковала стены и потолки (потолки дранковать по 8-10 часов в день, башкой вверх, – особенно «занимательно»). Стройотряд запомнился не только тем, что мы пребывали на «полюсе холода» и при этом потели от жары и балдели от изобилия редких продуктов в сельпо, но и самой дорогой в этой край непуганых старателей и полярных берез: сначала – до Якутска на Ил-18, потом – до Усть-Неры на Ан-24, на десерт – до прииска на «кукурузниках». В общем, почти на Колыму. Самолетного веселья – через край. Особенно после вынужденной задержки в Красноярске из-за ремонта двигателя. Взлетели и запели под мелодию похоронного марша «ИЛ-18 – хороший самолет…».

В 1973 году поварские обязанности пришлось все-таки исполнять. У нас была столовая, но она работала до определенного часа, потому завтрак (не всегда) и обед - в столовой, а ужин – в бараке, где мы жили. Т.е. мы брали этот ужин из столовой, разогревали, что-то к нему добавляли. А потом ввели ночную смену, которая приходила ужинать второй раз (или завтракать?) в два часа ночи. Я кормила, мыла посуду. А в шесть часов утра уже надо было вставать - организовать прокорм для остальных. В итоге иногда засыпала прямо под мойкой, так как сил дойти до кровати не было. Правда, приключение длилось всего неделю. Однажды случился ураган, и, как всегда, вырубилось электричество. Столовая перестала работать. Нам сообщили: завтрак - вприглядку, а обеда не будет точно. Что ж, пошли в магазин, купили там макарон, капусты, свеклы и прочих деликатесов. Наш барак стоял на берегу небольшой горной речки. Меня отправили на другую сторону этой речки, на камни, с тремя котлами на 50 литров. В первом котле сварила борщ, во втором – макароны по-флотски, в третьем – компот. За готовкой на речку внимания не обращала. Приходят на обед мужики, а речонка превратилась в бурный поток. 30 мужиков на одной стороне, а три котла с едой – на другой. Несколько раз пытались перейти – никак. В итоге двое ребят, страхуясь веревками, перебрались на мой берег, и по очереди перенесли котлы на свою сторону. А меня - в последнюю очередь, так как я не еда, следовательно, не главный объект заботы.

Во всех стройотрядах по вечерам пели под гитару. В редкие выходные играли в футбол, волейбол. Устраивали концерты для старателей и другой местной публики. Помню, в якутском стройотряде 1972 года мы со студентом-историком изображали на сцене страстное танго. Он очень хорошо танцевал, да и я раньше фигурным катанием занималась, худо-бедно танцевать могла (в основном на уровне цирковой козы).

А в 1973 году мы стояли в очень живописном месте – на берегу широкой и быстрой Индигирки, среди сопок, у дороги на Магадан. Место это было еще и очень рыбное, с животинкой. Потому наши мужики в свободное время одалживали у местных – кто удочки, кто ружье, и рыбачили, охотились. Это было подспорье для активных студенческих желудков. Помню, после «ураганно-поварской» истории поднесли мне ножку куропатки. В бульоне.

В общем понятно, что стройотряды тех лет, особенно выездные («залетные») – это маленькая летняя жизнь – с тяжелой работой, хорошей зарплатой, приключениями, задорно-эстетическим освоением окружающего мира и предтечей романтических воспоминаний.

Студенческая жизнь всегда отличалась весельем и беззаботностью. Но вряд ли для кого-то является секретом, что жизнь советских студентов сильно отличалась от жизни нынешних «мучеников науки». Одна из отличительных черт советской студенческой жизни – стройотряды.

В 1975 г. наш стройотряд ездил в Тутаевский район, в деревню Першино, что на Романовской стороне, и строили там автомастерские. Строили их от начала до конца, начиная с фундамента. Моя профессия, по которой я обучался и имел удостоверение, была стропальщик – это человек, который цепляет за тросы крана бетонные блоки, потом показывает «майна - вира» и т.д., чтобы точно уложить их куда нужно. Стропальщик, как сапер, ошибается только один раз, потому что, если такой блок сверху свалится, мало не покажется. В итоге мы с моим коллегой (таким же стропальщиком, как и я) общались друг с другом только свистом, что гораздо удобнее, чем перекрикивать звуки стройки.

Мы пробыли там 2 месяца (июль-август), в течение которых должны были построить здание. Из квалифицированных рабочих у нас был только крановщик. Время от времени к нам приезжал прораб, который показывал, что и как нам нужно делать, но он приезжал не каждый день, потому что у него было много других объектов. Все остальное мы делали сами. И стены возводили. Если первые наши стены из кирпича были волнистые, то потом мы научились строить правильно и угол выводить как надо. Надеюсь, что лет десять это простояло.

Нас было, наверное, человек 30 – поровну историков и физиков. Девочек было мало – у них в стройотрядах ограниченные возможности, разве что кухня. Не будут же девочки кирпичи таскать! Зато они варили еду, чаще всего не имея никакого опыта приготовления пищи в предыдущее время. Я помню, как одна из этих девочек (сейчас уже полковник МВД в отставке) приготовила нам макароны с рыбными консервами. Это был такой ужас! А чувство голода у нас было самым главным. Мы начинали работать в 8:.00, а к 11:00 все разговоры сводились исключительно к обсуждению еды – кто, когда и что вкусное ел. Когда мы шли со стройплощадки в нашу деревню, в которой ночевали (это километра три), мы с собой несли хлеб. Доносили до места, как правило, половину буханок.

Примечательно, что за два месяца у нас было лишь несколько выходных. И не потому, что нам кто-то запрещал их делать, а потому что у нас были жесткие сроки сдачи объекта. В выходные выпадала возможность съездить домой. Помню, был один большой праздник – День строителя в августе, когда мы поехали в Тутаев, я увидел асфальт и едва ли не целовать его бросился, потому что для меня это был признак цивилизации. Представьте себе, Романовская сторона в Тутаеве в эти годы была словно дыра в истории. Чувство такое, что революции-то никакой и не было, и вот-вот откуда-то городовой выйдет…

Серьезных денег в этом стройотряде мы не заработали. Хорошо заработать можно было только в выездном стройотряде, но он был один на весь Университет – в Якутии, и за место в нем была серьезная конкуренция. Все другие стройотряды работали в различных районах области, и в смысле заработка это было несерьезно. Впрочем, для студента, закончившего второй курс, любые деньги были неплохи, хотя я все годы учебы получал повышенную стипендию.